Мы здесь!
Ровно сорок лет назад завершилась очень красивая и важная для страны эпопея – команда под руководством Дмитрия Шпаро достигла Северного полюса. Семь московских лыжников спустились с обрыва небольшого острова Генриетты на битый океанский лед 16 марта 1979 года. От мечты, к которой они стремились долгие годы, их отделяло полторы тысячи километров. Полтора миллиона шагов. Через два с половиной месяца на вершине планеты обнялись победители полюса:
- Дмитрий Шпаро – преподаватель вуза;
- Юрий Хмелевский (умер в 1995 г.) – ученый-математик;
- Владимир Леденев – научный сотрудник;
- Анатолий Мельников (умер в 2013 г.) – военный инженер;
- Вадим Давыдов – врач;
- Владимир Рахманов – инженер-гидростроитель;
- Василий Шишкарев – рабочий.
Но, по сути, та экспедиция длилась не 76 суток. Она началась гораздо раньше и продолжается по сей день. Шесть лет абсолютно готовых к старту лыжников не выпускали на маршрут. Но они продолжали верить, тренироваться, участвовать в поисковых и спортивных экспедициях, компас их сердец указывал строго на север. А спустя десять лет после победного финиша был создан Клуб «Приключение» и в XXI веке к полюсу идут уже молодые люди – старшеклассники и студенты – это тоже эхо того события, звено единой цепи.
Давайте вспомним самые яркие моменты экспедиции 1979 года, почитаем дневники участников, пролистаем книгу Дмитрия Шпаро «Пешком к вершине планеты».
Из книги Дмитрия Шпаро «Пешком к вершине планеты»
«Отбор участников – не простое дело, а лучше сказать – самое трудное и очень важное экспедиционное дело. Великий норвежский исследователь Руал Амундсен говорил, что
единственное занятие, на которое нельзя жалеть времени, – это побор людей в полярное путешествие.
Нам помогло время – шесть лет стали отличным фильтром для коллектива. Дружные, сильные, дисциплинированные люди по-настоящему хотели покорить полюс.
Новых парней я старался проверять сам, но, кроме того, постоянно советовался с Хмелевским, Леденевым и Мельниковым. Разговоры о составе – долгие и нудные, будто мы толкли воду в ступе, – казалось, никогда не приведут к определенности и однозначности. И все-таки эти разговоры, словно химические реактивы для проявления фотопленки, были необходимы. Сама пленка могла быть любого качества, но, чтобы разглядеть изображение на ней, требовалось проявить ее и закрепить».
Из дневника Владимира Леденева
«15 марта. Вчера прилетели на остров Жохова. Садились уже при луне. Пролетали над Восточно-Сибирской полыньей. Зрелище впечатляющее. Битый, разреженный лед, много воды. По такому льду, пожалуй, нам еще не приходилось ходить, и дай бог не пришлось бы. Продискутировали вопрос нарт. Решили брать. Разделили снаряжение и выяснилось, что в нартах особой необходимости нет. Дима полудирективно решил их не брать. Снаряжение из нарт, палатка, кухня пошли Юре. Затем распределили продукты и упаковали рюкзаки. Надо сказать, что все остались довольны. В отличие от прошлых лет все поместилось в рюкзаки, и они достаточно подъемные. На мою долю выпало: кино, фото, примуса, ремнабор….»
Из дневника Анатолия Мельникова
«Связь моя трудность, моя радость. Вот начинаешь работать, а станция жжет руки – они к ней прилипают, чуть потеряешь бдительность – и губы примерзают к микрофону. Но стоит включить станцию и назвать наш позывной U0K: Советский Союз, Арктика, Комсомол, то сразу становиться невольно теплее. А в эфире, кроме наших базовых радистов, уже ждут друзья-радиолюбители, сильно помогающие обеспечить надежную связь всей маршрутной группы с базами. Хочется еще и еще раз выразить им благодарность и признательность.
Каждый вечер одна и та же картина. Как только я разворачиваю станцию и подходит время выходить на связь, дежурный кричит: «Ребята, ужин готов, раздаю». Приходится, едва выйдя на связь, просить QRX (международный код радиосвязи, означающий «Подождите, я вызову вас снова» – прим. ред.) минут на 20. Сегодня дежурил сам и все равно та же самая картина».
Вадим Давыдов
– Тема, которую, наверно, я один могу осветить – это наше здоровье. Обычно все спрашивают: кто и чем у вас болел? Что мы подразумеваем в нашей повседневной жизни под словом «болеть»? «Болеть» – значит иметь какое-то нарушение функций, когда ты выходишь из строя настолько, что не можешь выполнять свои профессиональные обязанности. Ты идешь в поликлинику, берешь больничный лист и становишься временно нетрудоспособным. Так вот мы подошли к тому пределу, когда не могли себе позволить заболеть так, чтобы эта болезнь помешала нам выполнять дело, которое мы задумали. Такого быть не могло! Что могло остановить ребят? Перелом – да. И мы все этого боялись, и я этого боялся. А такие вещи как обострение радикулита, зубная или головная боль – ну, болит и болит, иди! У тебя альтернативы нет. Тебе надо идти на Северный полюс, и ты идешь.
В общем, в этом плане мы не болели. Но у нас был один неприятный случай в походе, от которого пострадало человека четыре точно – Рахманов, Хмелевский, я и еще кто-то. Случилась пищевая токсикоинфекция. Я даже знаю из-за чего. Мы же с 1 по 16 марта жили в разных местах, но в основном, в казармах. И единственный продукт, который выносили на холод, это было сало. Комнаты солдатские не очень чистые. И, видимо, на сало попала какая-то грязь. Что такое пищевая токсикоинфекция? Расстройство стула, тошнота, рвота. Начинаешь есть, а желудок пищу не принимает. Раньше ты эту кашу никому б не отдал, а сейчас не можешь есть. Дима обсуждал со мной: может, остановимся на пару дней, чтобы все пришли в себя, и потом пойдем дальше. Но каждый из нас понимал, что значит остановиться: мы потеряем два дня, а потом будем наверстывать и идти не десять переходов в день, а 12 или 14. Никто на это не пошел. Все терпели с осознанием того, что надо терпеть.
Из книги Дмитрия Шпаро
«Неожиданно на окружающей нас мрачной картине я почувствовал какой-то новый, почти неуловимый мазок. Тревожно сосредоточиваясь, я понял: нет Василия, и тут увидел его голову над серой гущей. Больших обломков льда рядом с ним не было – только снежно-ледяная взвесь.
– Василий в воде! – крикнул я Леденеву, скинул рюкзак и бросил на него перчатки. Василий плыл саженками. Что за саженки! Вынуть руку из этого месива и погрузить ее снова было очень трудно. «Вот где нужна сила рук», – подумал я на бегу.
Василий подплыл к краю льдины. Красными сильными пальцами он ухватился за ледяной скол. Подтягивается и срывается. Снова скрюченные пальцы тянутся вверх, с рукавов анорака течет вода, ногти от напряжения белеют. Он снова срывается. Я упал на живот и схватил Василия за руку. Подскочил Леденев, и мы вместе вытащили Шишкарева…
– Лыжи утонули, – выдавил из себя Василий.
– Не может быть, – возразили ему.
Василий не ответил. Поискать бы еще их, но кругом плыл лед, Шишкарев стоял насквозь мокрый, мороз был за тридцать».
Из дневника Владимира Рахманова.
«1 мая, вторник. Температура – минус 7. Ветер – NE, скорость – 20 м/с. Солнца не видно, муть. Палатку сотрясает и рвет, завывают растяжки антенны. Встали в 10 часов утра, устроили манную кашу с хлебом и маслом. Прочитали письма, газеты, поспали до 14 часов часа два. Стали подготавливаться к празднику. Устроили торжественный митинг, палили из мортирок и карабина. Дима, Володя Л., Юра и Толя сказали речь, сфотографировались у поднятого на этот случай флага. Как раз в это время в окно между тучами ударило солнце, картина получилась незабываемая. На торжественном ужине — будем его так называть, т.к. прочикались до 18 вечера с приготовлениями – ели такие вещи, какие я в Москве в самых гостеприимных домах не пробовал. Сварили, вернее растопили и подогрели борщ, который изготовили нам на СП-24, бутерброды с красной икрой, рыба – омуль, лук, чеснок и т.д. и под конец чай со сгущенным молоком. Пурга по-прежнему сотрясает палатку, но это нам не страшно. Но страшно уютно себя чувствуешь в спальнике, в тепле посередине этого Ледовитого океана и безлюдия на тысячи км вокруг, среди свистопляски снега и завывания ветра. Плохо только, что ветер NE и наверняка здорово нас несет на юг».
Из книги Дмитрия Шпаро «Пешком к вершине планеты».
«До полюса 300 метров, – подсчитал Василий. Последняя льдина, которую мы миновали, оказалась идеально ровной – прекрасный овал, словно футбольное поле, увеличенное в размерах раз в десять. Торосы по краю вполне могли сойти за трибуны.
– Остановимся, – предложил Давыдов, – впереди дрянь, а тут хорошее поле. Оно годится и для приема самолетов, и для торжественной церемонии.
Я колебался. Бипланы с красными полосами на фюзеляжах так чудесно вписались бы в белизну этой ледяной гавани. Хмелевский сказал то, что должен был сказать:
– По-моему, надо пройти эти триста метров.
Леденев и Мельников не прочь пройти их. Василий сострил:
– Будем взвешивать пятак на весах, цена деления которых – килограмм.
Полезли в торосы и 45 минут ползли… Правы Давыдов и Шишкарев: наше местоположение определяется по солнцу с точностью до километра, так стоило ли учитывать эти триста метров ледяной чащи? Упрямство, тщеславие, самомнение? Но зря, зря ты мучаешься, начальник. Светлые лица друзей говорят тебе: все правильно. К чему вспомнил ты погрешность прибора? Последние двое суток прибором служило счисление, и наше определение Северного полюса должно обладать только одной точностью – быть абсолютно честным по отношению к самим себе.
Ни разу на маршруте мы не стояли вот так – плотно прижавшись друг к другу. В палатке теснились, чтобы согреться, но за стенами дома всегда умещались между нами и ветер, и мороз, и снег.
– Здесь полюс. Многие стремились к нему, и многие мечте о Северном полюсе отдали жизни. Наверное, и после нас люди придут сюда. И, может быть, благодаря нам они будут стремиться к Северному полюсу чуть больше, чем прежде. Всегда человек будет тянуться к звездам, к вершинам и полюсам. Сегодня наша победа. Поздравляю вас с ней. Поздравляю с Северным полюсом.
И стояли, пошатываясь.
– Мы здесь! – кричал Юра через минуту, стиснув меня своими железными руками и поднимая в воздух».
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: